Форум

12. Рон и Гермиона - 3

Рон и Гермиона после урока трансфигурации разошлись в разные стороны, однако, несколькими фразами перед тем, как расстаться, они все-таки обменялись.
- А ведь это правда, Рон, - очень тихо сказала Гермиона, чтобы услышать ее, юноше пришлось наклониться и придвинуться поближе. – Наш Гарри действительно… эмоционально нестабилен. Я несколько раз серьезно разговаривала о его совершенно несносном в последнее время поведении с директором! Директор Дамблдор сам меня на чай приглашал, чтобы побеседовать о Гарри, как ему помочь и все такое... И, знаешь, Рон, я давным-давно хотела об этом поговорить с тобой. И не надо отмахиваться, ты должен меня выслушать! – Гермиона повысила голос. - Должен. Слушай! И запоминай. И то, что я тебе скажу, не вздумай забыть! Хочешь, я тебя, как следует, ущипну, чтобы лучше запомнилось?
- Нет, Герми, не надо… Ой! Больно же, - пожаловался Рон.
Девушка не обратила никакого внимания на обиженный вид своего парня, этот метод для концентрации внимания был действенный и проверенный на Роне не один раз.
- Профессор Дамблдор мне все очень подробно объяснил. У нашего друга Гарри сейчас - сложный период. Это как-то напрямую связано с ростом силы его магии. Гарри ни в коем случае нельзя ни в чем перечить! И задевать его чувства нельзя. Какие бы они ни были. И вообще… Рон! Пообещай мне, пожалуйста, что ты навсегда забудешь свои обычные шуточки про мерзкого грязного сальноволосого урода Снейпа! Про Снейпа - при Гарри, лучше вообще ни слова не говорить.
- Ты что, серьезно? – снисходительно удивился парень.
- Я когда-нибудь давала тебе плохие советы?
Рон задумался. Всерьез задумался, вдруг став как-то очень похожим на своего старшего брата Перси.
И Гермиона это заметила.
В последнее время она стала замечать многое, слишком многое, что раньше оставалось вне поля ее зрения. И, по правде говоря, ей это не нравилось. Новые факты, фрагменты, данные, новые, не замечаемые ранее и обнаруженные нынче детали, почему-то не вписывались в стройную, гармоничную и логически ясную, светлую и правильную картину ее мира.
Рыжий гриффиндорец, невнятно выразив согласие со своей подругой, ласково чмокнул ее в губы и поторопился сбежать. Вечером, в гриффиндорской гостиной, парень вел себя, как ни в чем не бывало, только вот он упорно держался в центре кружка любителей квиддича, явно не желая продолжать ранее начатый разговор. Ну… не хочет, как хочет. Девушка, как всегда, благоразумно решила не настаивать. Умение общаться со своим любимым, образно схожее с управлением парусным судном среди рифов и мелей в капризно-непостоянную погоду, пришло к ней не сразу, но к семнадцати годам Гермиона всегда знала, когда следует настоять на своем, а когда и уступить. Пол шага назад, пол шага вперед, ловкое ненавязчивое маневрирование, и – корабль следует намеченным ею правильным курсом! Сейчас, как раз следовало отступить.
О том, чтобы ее парень не болтал лишнего, Гермиона со всей настойчивостью предупредила, и Рон явно принял ее предупреждение всерьез. Это было хорошо. Но… Девушку мучила сама ситуация.
В библиотеке, в которую она заглянула после занятий, по этому вопросу информации оказалось ничтожно мало, но даже то, что ей удалось раскопать, пользуясь перекрестными ссылками и малозаметными сносками и редко читаемыми примечаниями в конце книжных фолиантов, привело молодую ведьму в немалое смятение. Магический вассальный контракт в Три Строки был прямолинейно безжалостным в своей простоте. С веками менялись формулировки строк, витиеватые старинные обороты речи сменялись на современные сухие канцелярские штампы. Однако суть контракта оставалась прежней. И подписывался он, как и в средние века, свежей кровью заключающих контракт магов. Магия Крови почему-то никогда не казалась Гермионе светлой магией, не то чтобы она соглашалась признаваться в подобной глупой слабости даже самой себе, но ритуалы с использованием человеческой крови, даже самые простенькие и безвредные, были ей категорически не по душе. А еще… очень несправедливой показалась Гермионе суть намертво замкнутого дополнительной четвертой строкой, лишающей подвластного контракту мага самого последнего шанса избавиться от чужой власти - права на добровольную смерть, контракта Снейпа. Не то чтобы рожденная и выросшая в нормальной праведной добропорядочной английской семье девушка хоть как-то одобряла столь негативные вещи, как самоубийства… Да только вот, как бы Гермиона не выискивала своим юным пытливым умом иных лазеек и возможностей избавления, у нее ничего не складывалось.
У нее оставалась только одна надежда на то, что Рон что-то не так из рассказа Гарри понял или что-то не совсем правильно ей пересказал. Ситуация с порабощением, а тем более с порабощением человека человеком воспринималась ею как ужасная и отвратительная. И еще более неприемлемым казалось для Гермионы принуждение к сексу кого бы то ни было… да кого угодно! Даже профессора Снейпа, которого юная гриффиндорка с первого же проведенного им урока откровенно, вот уже столько лет недолюбливала.
До полуночи Гермиона ворочалась с боку на бок и никак не могла уснуть. Раздраженный таким беспокоящим его мирный кошачий сон поведением своей хозяйки, Косолапус басовито мявкнул, спрыгнул с ее кровати и, надменно задрав хвост, торжественно прошествовал прочь в поисках более уютного ночлега. Гермионе не спалось. Пришлось принять зелье Сна-без-сновидений, которым частенько пользовались старшекурсники. Мадам Помфри, несмотря на сложность в изготовлении и, как следствие, дороговизну зелья, снабжала одноразовыми флакончиками этого лекарства всех подростков по первому же требованию, особенно в период подготовки к зачетам и экзаменам.
Почти засыпая, Гермиона снова, в очередной раз почувствовала себя не в своей тарелке, ей было не по себе что-то еще тяготило и беспокоило… И уже проваливаясь в ватный тяжелый сон, девушка вычислила - что. Она вспомнила, что зелья для лазарета Хогвартса варил профессор зельеделия Северус Снейп.
С утра все шло как обычно, только вот Рон умудрился удрать на завтрак раньше, чем всегда и, тем самым благополучно избежал повторения вчерашней беседы. Сидя над своей привычной тарелкой полезной овсянки за гриффиндорским столом в Большом зале между двух своих самых близких ей в магическом мире людей, с хрустом уминающих один за другим румяные, щедро вымазанные разноцветным мармеладом тосты, Гермиона в разговоры мальчиков не включалась, она думала о своем. То, что Гермиона о чем-то глубокомысленно размышляет, новостью ни для кого не было. По счастью, ни Рон, ни Гарри не были легилиментами, да и вообще, за все последние семь лет знакомства ни тот, ни другой так и не смогли ни разу проследить ход ее мыслей, всегда довольствуясь конечным результатом. А размышляла сейчас девушка как раз о них. О Роне и о Гарри.
Гермиона любила своих друзей. Гарри – по дружески, словно родного брата, которого у нее никогда не было. Рона – по особенному, сердечно трепетно и нежно, пусть и с некоторой долей ревнивого собственничества. Девушка как-то раз в порыве откровенности стыдливо призналась Джинни, что пусть лучше Рон к вечеру появится в гриффиндорской гостиной грязный, потный и с синяком от бладжера после квиддической тренировки, чем чистенький и аккуратный, да вот только после якобы случайной прогулки до Астрономической башни с Лавандой Браун. Младшая Уизли от души посмеялась, но полностью согласилась с подругой, добавив, что у нее те же пожелания по поводу Майкла, ее парня. Джинни была очень хорошей подругой Гермионы, но все же главное место в ее жизни занимали Рон и Гарри.
Гермиона была беззаветно готова отдать жизнь за каждого из них: и за любимого, и за названного брата. Семь лет подряд их союз называли Золотым гриффиндорским трио, они всегда были вместе, учились, играли, устраивали шалости, бывало, ссорились, а потом – мирились, по уши влипали в мелкие неприятности и ужасные приключения, дружно встречали опасность лицом к лицу, помогали друг другу, делили горести и радости на троих. Когда же это изменилось? Внешне все шло по-прежнему. Может быть тогда, когда они повзрослели? И она стала девушкой Рона. Но Гарри же не отдалился от них двоих из-за этого, ведь правда же, нет? Гарри оставался в точности таким, каким и был. Или нет? А если она, довольно-таки сильно загруженная и весьма увлеченная учебой просто ничего не замечала… А если Гарри изменился…. может быть и Рон тоже… Но почему? И как такое могло быть? И что из этого следует? И как ей быть дальше? Что же будет дальше?..
Гермиона еле заметно вздохнула и привычно строгим тоном сообщила своим мальчишкам о том, что если они не поторопятся, опоздание на первый урок гарантировано. Несносные мальчишки предсказуемо зафыркали и зачавкали быстрее, причем у них еще хватило наглости, спрашивать у нее, какой именно сейчас предстоит урок. Узнав, что это зелья, Рон скуксился, а Гарри, напротив, засиял. И теперь уже не ответственная староста Гермиона, а сам Золотой гриффиндорский мальчик поторапливал друзей поскорее расправляться с завтраком. Чтобы не опоздать на урок.
Держать в себе свои мысли, переживания, сомнения, догадки и предположения Гермиона была не в силах. Только вот девушка понятия не имела, как поведать обо всем этом Гарри. Не говоря уже о том, что она прекрасно помнила все до единого предостережения директора Дамблдора. Высказанные мягко и ласково, отеческие пожелания и советы директора явственно воспринимались как прямой запрет. Запрет на определенные темы в разговорах с эмоционально нестабильным будущим Избранным Спасителем магического мира. Если она не может прямо и откровенно поделиться своими тревогами и переживаниями с Гарри, то, что же делать?
Промучившись до конца зельеделия, что, однако не помешало ей правильно сварить заданное сложное многосоставное противоядие и написать весьма грамотный подробный конспект урока, Гермиона вдруг осознала, что у каждой палки – есть два конца, и если так… то не следует ли зайти с другого конца, то есть не поговорить ли ей с профессором Снейпом? Неизбежное снятие баллов за дерзость, нахальство, бесцеремонность или за ч т о уж там пожелает их снимать в таком случае с факультета Гриффиндор профессор зелий, отработка с Филчем или что-то подобное, в данном случае юную гриффиндорку ничуть не волновало. Морально собираясь с силами, Гермиона мысленно уговаривала себя, что не проклянет же чем-нибудь непростительным ее, лучшую ученицу школы Хогвартс этот… этот человек. За одну только попытку откровенного разговора. Пусть и… на такую тему… Ядовито оскорбит, обольет презрением, выставит с треском из своего кабинета… в лучшем случае.
В конце концов, Гермиона все-таки решилась попытаться поговорить со Снейпом. И, в омут головой по-гриффиндорски – без проволочек, не откладывая на другой день, не раздумывая больше и не рассчитывая, не выгадывая более благоприятного момента, а прямо сейчас! Собрав всю свою храбрость и отвагу, девушка незаметно задержалась после урока в коридоре подземелий, ей было необходимо застать мастера зелий одного.
Да только вот… На беду, точно такая же идея пришла в голову Гарри Поттеру. Только Гарри и не выходил из класса. Он тоже желал остаться с профессором наедине, но вот вовсе не для того, чтобы поговорить. Гарри даже не удосужился проверить, плотно ли закрыта дверь. Дверь была закрыта неплотно. Между ней и дверным косяком оставалась узкая, очень узкая щель.
Девушка замерла под этой дверью, словно оглушенная Petrificus Totalus, вызывающим полное окаменение тела. Когда-то, еще на первом курсе, она бросила это заклинание в Невила Лонгботтома, чтобы навязчивый пухлощекий мальчишка не помешал победоносному Золотому трио отправиться, на ночь глядя, за философским камнем, в свой первый «крестовый поход» против Волдеморта. А вот теперь она застыла у этой щели, намертво окаменев без всякого заклинания. Происходящее в кабинете зельеделия ей было видно плохо, но даже от этого Гермиона Грейнджер впала в некое подобие шокового транса, не в силах двинуться или пошевелиться. Грубая, примитивная жестокость открывшегося перед ее глазами действия разила наповал. Но молодая ведьма была не в состоянии отвести глаз. Или издать хоть какой-нибудь звук.
Злое молчаливое повиновение, унизительная гнутая поза жертвы, бесстыдно задранная мантия, слабый треск рвущегося белья. И ничем не прикрытое насилие, насилие в чистом виде. Властное, торжествующее обладание. Жадная неистовая страсть, похоть и экстатический восторг... но только для одного, на долю другого приходилось всего лишь постыдное унижение и болезненное подчинение чужим желаниям, чужой воле. Несмотря на животную сексуальность этой сцены, в ней не было ничего эротического.
Гермиону слегка затошнило. Собравшись с силами, она на негнущихся ногах едва-едва добралась до ближайшей ниши, загасила факел и затаилась, сжавшись в комок. Меньше всего на свете она сейчас хотела и больше всего боялась встречи со своим лучшим другом Гарри.

Продолжение главы следует…